После окончания полковой школы я был направлен для прохождения дальнейшей службы в Париж. Да, именно в Париж, но не в тот, что на берегах Сены. А на точку в Северо-Сахалинской тайге, где кроме нашей части находился и лагерь с заключенными.

Во время Великой Отечественной часть наших бойцов, попавших в плен, немцы отправили на работы во Францию. После войны военнопленных переправили морем на родину. Но встретила их не родина-мать, а злая мачеха. Вождь народов тогда сказал: «У нас нет военнопленных. У нас есть изменники Родины». Из фашистского плена солдаты попали в советский лагерь в сахалинской тайге, где и нарекли свое новое пристанище «Парижем». Название прилипло навечно.
Там и выпало мне служить срочную. Недалеко находился лагерь заключенных. Однажды на вечерней поверке наш ротный старшина объявил: «Кузнецы есть?». Я спросил, что именно надо сделать. «Значит, есть кузнец. Утром объясню». Поковки оказались несложными, а кузница была недалеко от лагерных бараков в «новостройке».
Немного о «новостройке». В начале 50-х годов правительство сделало вроде амнистии заключенным - бери стройматериал и стройся возле лагеря. Таких «амнистированных» назвали неаттестованными. Ночевали они в своей хибаре, если смогли ее построить, но работать ходили в лагерь. И, разумеется, скудное питание тоже было лагерным. Плюс отсутствие права переписки и выхода из своих «границ». Правда, выходным днем у неаттестованных считалось каждое воскресенье, тогда как в лагере выходной был только раз в месяц.
Кузнец назвался Долей, то есть Даниилом. О себе Доля не рассказывал, однако я понял, что он из числа «неаттестованных». В следующий раз я взял с собой молотобойцем тувинца Маныхая – в плечах косая сажень. За работой не заметил, что кто-то зашел в кузницу, но услышал чей-то чужой голос и отборный мат. Обернувшись, увидел лежавших на земле Долю и вошедшего человека – рядовой Маныхай раскидал их как щенят. Пришедший зек, одетый в лагерную робу, быстро вскочил и дал деру. Доля весь дрожал и от волнения не мог даже скрутить цигарку. Расспрашивать его не было времени, мы поспешили в расположение своей части. Долго еще я не мог поговорить с Долей, так как на нашей батарее был такой порядок: месяц стоим в боевой готовности, месяц трудимся на лесоповале, расчищая просеку.
Наконец после очередного лесоповала я взял увольнение и пошел к Доле. И вот что он рассказал.
…Когда утихли революционные и гражданские вихри, он по молодости лет решил «покорить» Питер. Устроился на Путиловский завод. Все складывалось хорошо, парень из деревни отличался добросовестностью и прилежностью, как в работе, так и в поведении. Потом оказался в лидерах, сначала в комсомоле, а позже и на партийной работе.
И вдруг как гром средь ясного неба – 1 декабря 1934 года был убит вожак ленинградской парторганизации Сергей Миронович Киров. Начались сплошные аресты, в эту мясорубку попал и коммунист Доля. Следователи пытали людей, заставляя подписывать сфабрикованные протоколы. Так было и с Даниилом. Затем – суд-тройка и лагерь в Северо-Сахалинской области для «изменников» Родины.
В 1944 году срок его истек. Но родное правительство в качестве «бонуса» добавило таким, как он, еще по десять лет каторги. А вскоре прибыло пополнение каторжан, сформированное из военнопленных, оказавшихся в рабстве во Франции.
Палач, как правило, не помнит своих жертв, но жертвы хорошо запоминают палачей. Так и Доля запомнил следователя Неревятло, который пытал его в далеком 34-м. А как тот очутился в «Париже», загадки большой нет. Премьер-министр Англии Черчилль в 1959 году озвучил по поводу 80-летия Сталина такие слова: «Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих». Поэтому ни для кого не секрет, что многие костоломы-палачи пошли по этапу вслед за своими жертвами.
Одна из таких встреч - Неревятло и его жертвы Доли - и произошла тогда на моих глазах, когда в середине 50-х я служил на Северном Сахалине.

Петр КОСИЦЫН