Опасные зоны
   Правду о них тщательно скрывали. Поэтому, когда старшина роты Владимир Сериков отслужил в Аягузе, который находился в зоне повышенной радиации, ему приказали молчать.
   - И я 25 лет молчал. Тюрьмы боялся, - признается Владимир Вениаминович. – А когда говорить стало можно, первым делом матери открылся.
Зоя Михайловна, сама испытавшая все ужасы войны, после долго плакала…
Последствий пребывания в опасной зоне Владимир Сериков не ощущал. Вскоре женился и стал отцом.
   - А в 1987-м в отдел кадров пришла повестка из военкомата: нас призвали в Чернобыль, - продолжает Владимир Вениаминович. – Я тогда только что прапорщиком в запас ушел. И на работу устроился в автобусный парк № 1, автомехаником. А тут ничего не поделаешь, ехать надо. Пришлось с братом собираться. Помню, в Днепродзержинске сборный пункт был. Там нас переодели в военную форму и привезли в Харьков. Погрузка на Чернобыль почему-то проводилась ночью. Видать, боялись, как бы другие не увидели… Но больше всего меня удивило, когда стали въезжать в Чернобыльскую область. Дома всюду покинутые, заросшие. Трава и листва вся желтая. Это в июне-то! А как приехали, вижу, солдаты с такими же желтыми лицами стоят. Спецовки на них, марлевые респираторы. «Желтухой что ли все болеют?», - удивился я вслух. А один из ребят услышал и обиделся. «Ничего, - говорит, - через неделю и сам таким станешь». Мы с братом переглянулись и поняли, что место здесь нехорошее.
   - Ладно, Сань, - говорю брату. – Что будет, то будет, не позориться же…
Вскоре Владимира Серикова назначили командиром автомобильного взвода. В первый же день он отобрал из прибывших вместе с ним ребят водителей. Всех тут же распределили - кого на грузовую, поливать зараженный асфальт, а кого - на автобус. А после принялись маршрут изучать: как проехать на взорванный четвертый блок, куда вывозить отходы.
   - Дорога на Чернобыль хорошая была, накатанная, но узкая, - рассказывает Владимир Вениаминович. – Так что между ехавшими рядом машинами и метра не было. Приходилось к обочине вплотную прижиматься, а иначе - авария. Их много было, люди гибли.
   А вдоль дороги до самого Чернобыля тянулся лес.
   - Я такой красивый, высокий лес только в кино видел, - признается Владимир Сериков. – Жаль, что он был тоже весь желтый, облученный. Ни срубить его, ни сжечь нельзя. Сам по себе сгнить должен.
   По словам ликвидатора, работать в Чернобыле было тяжело и страшно.
-Тяжело, потому что людей не хватало, дежурили сутками, на износ, часто без напарников, - поясняет Владимир Вениаминович. – У меня за четыре месяца, что там проработал, три напарника-астраханца сменилось. Под воздействием радиации у многих обострились разные болезни. Я и сам болел и работал одновременно… Однажды вижу, на коже корочка появилась. Взял и сковырнул ее, а вскоре по пояс болячками покрылся. Помню, врач как увидел это, сразу воскликнул: «Ба, друг мой, да у тебя экзема! Я сам тебя лечить буду». И сдержал слово, съездил в Киев за хорошей мазью и вылечил.
   - А страшно стало, когда взорванный блок увидел, - продолжает Владимир Сериков. – Самое опасное – выбросы. Люди, вдыхая эту гольную радиацию, смешанную с кислородом, постепенно умирали. В день по 5-6 выбросов своими глазами видел. Да и предчувствовал, что неспроста каждый день анализ на кровь берут, строгий контроль соблюдают. В столовую без обработки не пускали. Съездил один раз на станцию, а одежда уже «звенит». Обязательное требование – помыться, взять на складе «афганку» (брюки, тельняшку, ботинки), и на контроль. Однако о результатах не говорили, отвечали лишь, что есть какие-то изменения в крови. А вот кормили замечательно. Воротник у рубашки не сходился, поправился на семь килограмов. Даже фотографию жене отправил. Пусть, думаю, на меня полюбуется…
   Я «высыхаю»!
   После возвращения из Чернобыля Владимиру Серикову вручили медаль «За ликвидацию аварии на ЧАЭС» и сразу поставили на учет в больницу, открыто предупредив, что детей заводить не рекомендуется.
   - Хорошо, что к тому времени у меня уже был ребенок, - говорит Сериков. – А вот брат рискнул после Чернобыля троих родить. Сейчас на первый взгляд дети, как дети. Один только худенький очень, растет плохо, а другие болеют часто. И неизвестно, что их в будущем ожидает...
   Правду о полученной радиационной дозе в 26,6 рентгена Владимир Вениаминович узнал в Ленинграде, когда в первый год после возвращения домой чернобыльцев отправляли на лечение в специальный центр - по приказу министра обороны СССР Язова. А в 1988 году у него начались судороги и страшные головные боли, которые не перестают преследовать и по сей день.
   - Тогда я впервые узнал от врачей, что могу умереть. Болезни одна за другой начали подступать. Сейчас у меня 11 различных зафиксированных заболеваний. 18 лет страдаю бессонницей. Сплю всего три часа в сутки и каждый раз молюсь, чтобы проснуться живым.
   С грустью вспоминает чернобылец, как раньше отличался завидным здоровьем, весил 78 кг и был кандидатом в мастера спорта по боксу.
   - Сейчас я высыхаю! Потерял 20 кг. На улице долго находиться не могу, боюсь, что в любой момент может произойти непредвиденное. Поэтому всегда ношу с собой анальгин, корвалол, аллохол и нитроглицерин.
Лечиться Владимиру Серикову приходится постоянно. Половина его пособия уходит на таблетки и различные процедуры.
   - А вчера я не смог сдать кровь на анализ, не хватило денег. Так часто бывает, - опустив голову, признается четнобылец. - Стыдно, что я, 44-летний мужик не могу нормально заработать. Сколько раз пробовал устроиться на работу - не берут. Да и если бы взяли, государство пособие перестанет выплачивать. Таков закон. Хорошо еще, что у меня проблем с жильем нет, хотя живу с семьей в однокомнатной квартире…
   - Раньше хоть льготы были - 50% скидки на лекарства, бесплатный проезд в городском транспорте. Людьми себя чувствовали, - сетует Владимир Сериков. – А сейчас из всех льгот осталась только возможность раз в год лечиться в республиканском клиническом госпитале инвалидов войны. Однако нынче там не так хорошо, как раньше: больных стало больше. Туда ведь со всего Казахстана люди лечиться едут.
   - А вы обращались куда-нибудь за помощью? – поинтересовалась я.
   - Одному чиновнику раз пожаловался, почему, мол, льгот прежних нет, даже в автобусе проезд оплачиваю, хотя приравнен к инвалидам Великой Отечественной войны и являюсь дважды льготником. - А он мне в ответ: «Можешь теперь этими удостоверениями под…ся. Кому они нужны, да и ты тоже...». Услышав такое, я долго не мог прийти в себя. Выходит, для страны мы уже не люди, а лишь отработанный материал?!
   Есть надежда?
   Свой вклад в ликвидацию аварии на ЧАЭС и реабилитацию пострадавших территорий внесли более 31 тысячи казахстанцев. Кстати, 700 из них – из Приуралья. Сегодня в живых осталось около трети казахстанских чернобыльцев. По данным международной организации «Союз Чернобыль», катастрофа, сила которой равнялась сотням атомных бомб, сброшенных на Хиросиму, унесла в период с 1986 по 2003 годы жизни более 559 тысяч человек, и столько же людей остались инвалидами первой и второй групп. А что же власти?
   Выступая в апреле нынешнего года на пленарном заседании мажилиса с депутатским запросом, адресованным министру труда и социальной защиты РК Г. Карагусовой, Дарига Назарбаева отметила:
   - До сих пор в стране нет государственной программы, включающей социальный пакет для такой «забытой» и весьма уязвимой категории населения, как участники ликвидации аварии в Чернобыле - выплату пособий по инвалидности для детей чернобыльцев, обеспечение жильем инвалидов и их вдов, оказание адресной социальной помощи, лечение чернобыльцев, их детей в больницах и госпиталях.
В связи с этим депутат предложила рассмотреть возможность повышения специальных государственных пособий из бюджета. Ответа пока не последовало.
   А чернобыльцам остается надеяться, что в будущем году, когда наступит 20-я годовщина трагедии на ЧАЭС, они наконец-то ощутят реальную поддержку и внимание со стороны государства и местных властей, и не будут испытывать постоянные унижения.

Анна МОСКВИНА,
На снимке: В. Сериков в августе 1987 г.