В глушь, в Саратов!
Сразу же должен сообщить, что за время пути я настолько притерпелся к терпкому парфюму вагонного сортира, что потом еще двое суток бодрящий воздух московской окраины без примеси аммиака вызывал у меня раздражение. Но отбыли мы из Уральска почти по расписанию, оставив за окном замызганный маневровый локомотивчик с загадочной надписью по бокам: «Тепловоз обслуживается в одно лицо».
Судя по запустению на международных рельсах (по дороге в Саратов на протяжении всех 410 километров нам навстречу попалось всего лишь два товарняка), «столицу Поволжья» с уральской колокольни по сей день не возбраняется называть глушью, куда еще при царском, а потом и сталинском режиме во множестве ссылали людей небезызвестных. Но стоит только проехать по мосту через Волгу, и впечатление резко меняется. Заякоренные длинноносые баржи на стрежне, масса лодочных и более солидных причалов, решительные надписи типа «Отобрать и поделить!» в самых неожиданных местах указывают на то, что Саратов – городок славный и весьма продвинутый, по крайней мере, знаменитый ныне не только своей звонкой гармошкой да бывшим губернатором Аяцковым. И все же за время получасовой стоянки поезда в Сарытау (говорят, именно так в давние времена называлась по-казахски эта местность) произошло лишь одно заметное событие. Мои соседи принесли с перрона… кошку. Вальяжную, тупорыло-симпатичную и явно привыкшую к подобным путешествиям. Как вскоре выяснилось, попутчики, еще едучи из Калуги в Уральск, оставили Умку (полное имя Ума Турман - вот далась им всем эта голливудская звезда!) у мамы в Саратове, и сейчас на обратном пути забрали. С большим достоинством держалась кошенция, всем своим видом показывая, что может выпустить коготки не хуже своей кинотезки в фильме «Убить Билла». Но что такое ее коготки супротив пограничного и таможенного досмотров на саратовской и западно-казахстанской территориях, длящихся в общей сложности три часа! Вот и не ездила еще ни разу усатая Ума Турман со своими хозяевами за границу, в Уральск. Потому как оформлять на нее кошачьи визы и паспорта – сущее наказание, так что время и нервы дороже.
Камешки в огород Белокаменной
Последний раз я наезжал в Москву в 1990 году, на 70-летие своего дядюшки, генерала Спиридонова, сыгравшего, без похвальбы, не последнюю роль в становлении военных полигонов Капустин Яр и Сарышаган. Тогда он, кстати, и предложил встретиться лет через 15 и посмотреть, что будет с Союзом, «который окончательно развалил этот нудак Горбачев». И так уж получилось, что встретиться раньше нам действительно как-то не удалось.
Дядюшка и Москва за это время, конечно, изменились, причем первый – не очень, а вот вторая – коренным образом. Чтобы окончательно убедиться в этом, достаточно было пройтись по знакомому мне маршруту Красная площадь – бульвар Гоголя – Старый Арбат.
Увы, главную площадь России в тот день отчего-то огородили турникетами, и только вдоль Кремлевской стены от самого Александровского сада, как и прежде, змеилась к мавзолею очередь, состоящая, главным образом, из разноликих и разноязычных иностранцев-туристов. Так что, поклонившись Василию Блаженному в строительных лесах, двинулся я мимо Исторического музея и ряженых под бояр статистов, по крыше торгового центра «Охотный ряд» к видневшимся неподалеку куполам храма Христа Спасителя.
А вокруг недуром шел ремонт исторических зданий, и невдомек мне тогда было, что это всего лишь затухающее эхо небывалого полузабытого энтузиазма, с которым Москва намеревалась выбиться в столицы очередной летней Олимпиады. Как говорится, спасибо Пьеру де Кубертену за возрожденное Олимпийское движение, которое время от времени нарушает олимпийское спокойствие властей, независимо от форм и мест их правления.
Против ожидания, внешним благолепием храм меня не впечатлил. Во всяком случае, ранее, на телеэкране, он представлялся мне более красивым и менее вторичным на фоне неизбывной столичной суеты. Тут все дело еще, видимо, в том, что вот уже почти шесть лет проживая в Уральске, я не перестаю восхищаться его храмом Христа Спасителя, тоже подлатанным недавно, но не утратившим от этого свою первозданность. Может, это и кощунство – сравнивать два божьих храма по их зодческим достоинствам и неподдельности, при этом – где Уральск и где Москва, однако первопрестольный собор не породил во мне тех же чувств, что собор уральский. Ко всему прочему я не мог отделаться от мысли, что вот на этом самом месте не так уж и давно, в бассейне «Москва», любил принимать зимние купели поддатый секретарь ЦК КПСС Борис Ельцин. Это не выдумки, сведения самые верные. Вот ведь до чего, как говаривал Игорь Иртеньев, довели нас коммунисты-атеисты.
Рассуждая таким образом и нещадно палимый редким за это лето московским солнцем, как-то незаметно оказался я возле станции метро «Кропоткинская», от которой берет начало Гоголевский бульвар. Помнится, 33 года назад он мне сразу понравился, потому что плавно переходил сначала в бульвар Никитский, а затем и Тверской. Я тогда только что дембельнулся и приехал к дядюшке полный высокогражданских планов и амбиций, среди которых на первом месте было непременное поступление в Литературный институт на Тверском бульваре. Но как только выяснилось, что предмет моего устремления, за редким исключением, выпускает вовсе не писателей и поэтов, а дипломированных литработников и даже дикторов телевидения, я к нему стремительно охладел и решил для начала поработать в обычной районной газете в Куйбышевской (ныне Самарской) области. А поэзия, думал, обождет. И ведь как в воду глядел – до сих пор ждет она меня, не дождется.
И еще о притягательности этого места. Если внимательно вчитаться в «Мастера и Маргариту», то выясняется, что где-то здесь рядом и находился «Дом Грибоедова» со своим МАССОЛИТом и знаменитым рестораном, что именно по Бульварному кольцу от Никитских ворот и преследовал поэт Иван Бездомный демоническую тройку Воланд–Коровьев–Бегемот. А вот если обратиться уже к «Двенадцати стульям», то там и вовсе великолепный Бендер с комплексующим Кисой приезжают по конкретному адресу: «Выехали на Арбатскую площадь, проехали по Пречистенскому (Гоголевскому. – В.К.) бульвару и, свернув направо, остановились на Сивцевом Вражке».
Именно на Сивцевом Вражке треть века назад, сразу после дембеля, и гостевал я у дяди в доме Министерства обороны СССР, и прямо комплексовал, не зная, как себя вести, ежедневно сталкиваясь в вестибюле то с Георгием Филипповичем Байдуковым из знаменитого чкаловского экипажа, то с дважды Героем Советского Союза, генералом армии Павлом Ивановичем Батовым, а то и с самим маршалом Иваном Степановичем Коневым…
Гоголевский бульвар встретил свежестью и разухабистой тусовкой молодых людей на скамейке неподалеку от памятника писателю. И хорошо еще, что бронзовый Николай Василич стоял к этой компании спиной, иначе бы еще более загрустил: жадно употребляя из горла холодное пиво, что вообще-то делать в общественных местах строго запрещено первоапрельским российским законом, тусовщики вели себя беспредельно раскованно, во всяком случае, гораздо нахальнее чем Хлестаков с городничим.
Классик окончательно бы расстроился, случайно узнав, как употребляют его имя рядом, на Арбате, но об этом немного позже.
Встреча с Окуджавой
Ступив на брусчатку старого доброго горбуна Арбата, я почтительно остановился и глубоко вздохнул: все же мне опять предстояло пройти его от начала до конца, что, по давнему и непререкаемому утверждению Булата Окуджавы, совершенно невозможно.
Уже первого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: за эти полтора десятка лет Арбат присмирел, потерял кураж и выглядел бледноватой копией той неповторимой московской излучины, на которую нескончаемой рекой стекался самый разношерстный люд. Не было того буйства красок, эмоций и надежд на все хорошее, невзирая на уже затаившихся в Кремле призраков путчистов и Беловежских пущистов, которые вскоре, по меткому выражению «Комсомолки», крепко сообразили на троих, а голова разболелась у миллионов, да так, что болит и по сей день. Хуже того, местами Арбат выглядел как бы даже пошловато из-за вызывающих этикеток «Шашлык-Машлык», «Летнее кафе для богатых людей», «Мир новых русских» и тому подобных указателей. А пошлее всех смотрелась аршинная вывеска рюмочной «ГОГОЛЬ», как пренебрежительный плевок под ноги классику, хотя, может быть, в этом утверждении я чересчур провинциален.
Да ладно, господь с ними, многое местным властям можно простить уже за то, что теперь на Арбате вас встречает бронзовый Окуджава, запечатленный в арке проходного двора. Много лет назад я встретился здесь с ним в живую. Конечно, не тет-а-тет, а просто тогда Булат Шалвович шел в булочную за хлебом, и его тут же окружила толпа восторженных поклонников, в числе которых оказался и ваш покорный слуга. Может, кое-кто уже подзабыл, но именно Окуджава в феврале 1992 года благословил выпуск первого номера «Надежды», и с тех пор она вселяет надежду в сердца и души читателей.
И все же, глядя на памятник, я испытывал двойственные чувства. Дело в том, что к нему невинно присоседилась аккуратненькая девчушка с внешностью прилежной пионерки. Потупив взор и склонив набок голову, она пиликала на скрипке нечто невразумительно-знакомое, всем своим видом показывая, что вот хоть и стыдно ей пиликать, как кузнечику, а на жизнь-то зарабатывать надо. И едва я потянулся за цифровиком, чтобы запечатлеть сей сюжетец, как сбоку налетела группа организованных интуристов, суматошно защелкала затворами фотоаппаратов, окружила музицирующую малютку со всех сторон и так же стремительно схлынула, оставив в футляре у ног «пионерки» довольно обильное долларовое подаяние. После этого мне почему-то враз расхотелось брать бедную скрипачку в кадр. Просто подумалось, что Барду, наверное, была бы неприятна такая явная эксплуатация его посмертного образа. А к памятнику между тем приближалась еще и рыжая деваха с гитарой наперевес, базлая что-то под Земфиру и явно намереваясь застолбить свой доходный участок возле Окуджавы.
Видимо, после всего этого следовало бы зайти в рюмочную «ГОГОЛЬ» и хряпнуть там стопку старки за классиков, тем более что в этот день Москва поминала Высоцкого. Однако мне как иностранному гражданину еще предстояло решить в Первопрестольной самую важную для себя задачу: документально зарегистрировать свое право пребывания в России, где я родился и жил до 25 лет.
Обида Виктора Алксниса
Смею вас заверить, что регистрация временного проживания в Москве граждан из Казахстана – это сущее изуверство, придуманное мизантропом с синдромом сталинской подозрительности.
Взять, к примеру, тех же наших братьев-украинцев. Отчего-то им позволительно временно проживать в России без регистрации целых три месяца, 90 (!) дней, тогда как нам, казахстанцам, строго предписывается узаконить свое пребывание на российской территории в течение ТРЕХ (!) суток. Согласитесь, в этом есть какая-то натяжка. Может, это и неуместно, но так и хочется спросить у российских властей: это с кем они последнее время больше дружат, не с нами ли? А если так, то отчего же, скажите, такая немилость? К тому же господин Грызлов уже давненько клялся в Астане, что безрегистрационный срок казахстанцам в России вскоре будет увеличен, как минимум, до 30 суток…
Ладно, наши власти тоже хороши, не особенно будируют эту животрепещущую проблему, видимо, потому что им уж точно ни разу не приходилось бегать по домоуправлениям, паспортным столам и прочим конторам в течение упомянутых трех суток, чтобы получить вожделенный штампик в регистрационную карту. При этом главная закавыка в том, что приезжего с принимающей стороны непременно должен сопровождать ответственный квартиросъемщик, которому при московском темпе жизни просто некогда заниматься этими глупостями. А представьте себе, что он приболел, не дай Бог, конечно, и вы приехали его навестить. Это же безвыходная ситуация, и вас за нарушения режима проживания могут попросту выдворить из России…
Впрочем, это тема отдельного разговора. Скажу лишь, что, не желая награждать родственников-москвичей трехдневной головной болью от моего приезда, я решил проблему регистрации без их участия. Пусть это останется маленькой тайной, намекну только, что лично знаком с Чрезвычайным и Полномочным послом Казахстана в России Крымбеком Кушербаевым.
Тем же вечером, когда заветный штампик был мне уже шлепнут, по «ящику» довелось посмотреть интервью с довольно известным еще со времен Союза политиком и общественным деятелем Виктором Алкснисом. Так вот, он своей обиды не скрывал: к нему, оказывается, приехала погостить мама, а он не смог обеспечить ей временную регистрацию, поскольку сам по-депутатски прописан в Москве временно. К сожалению, я ничем не мог ему помочь.
Гутен таг,
геноссе Беккер!
Встретиться со старым другом-журналистом Олегом Никановым, под началом которого я работал в «Караване» первой волны, так и не удалось, он элементарно укатил в командировку во славу пущей популярности издательского дома «Провинция», построенного в Москве бывшим казахстанцем Борисом Гиллером. Зато у нас была предварительная договоренность о мальчишнике с Сашей Коцерубой, стремительное матерение которого я наблюдал еще при совместной работе в незабвенной газете «Тургайская новь» в 80-е годы. Добирался я к нему подземкой от Медведково до Тушино ровно полтора часа, да еще минут 20 ехали от станции метро до его дома на маршрутке. Зато уж и поговорили, и повспоминали, благо он тоже находился в отпуске. Причем оказалось, что у него как раз гостюет и бывший «каравановец» Женя Косенко, проездом из Алматы в Питер.
Но и это еще не все. На следующий день Саша позвонил мне на телефон моих родственников и загадочным тоном поинтересовался: не жду ли я звонка из… Германии?
- Вроде бы нет, - засомневался я.
- Ну, тогда жди, - конспиративно хмыкнул Шура и положил трубку.
А через десять минут действительно позвонил из Германии мой давний кореш Толя Беккер, с которым мы учились в КазГУ за заочном факультете журналистики. Оказалось, он просто так позвонил из фатерлянда Шуре и, узнав, что я в Москве, окончательно заностальгировал. По-моему, диалог наш со стороны сильно смахивал на памятный разговор Мимино со случайным тельавивским абонентом. С той лишь разницей, что мы так и не спели дуэтом: я за незнанием песни «Ландыши» на немецком языке, а он из-за некоторого отсутствия музыкального слуха. Но главное я понял. Геноссе Беккер (язык не поворачивается называть его «херром») хоть и имеет в Германии собственный дом, работая скромным охранником на железной дороге, хоть и пристроил достойно детей, хоть и… А все же все эти восемь лет тоскует по родному Казахстану и даже начал писать мемуары с рабочим названием «Два окна». Вот только с их изданием в Петропавловске произошла какая-то задержка. А хотелось бы почитать.
Такая вот история. И поистине прав был Высоцкий, утверждая, что «проникновенье наше по планете особенно заметно вдалеке». Но дома все же лучше.
Феномен «Охотного ряда»
В подземный трехуровневый торговый центр «Охотный ряд», залегший на Манежной площади почти под кремлевской стеной, лучше всего ходить в охотку, а не вынужденно. Например, в качестве консультанта и гида младшей дочери, как это было в моем случае. Я и в Уральске-то всеми правдами и неправдами стараюсь уклониться от любого шопинга, но тут был иной случай: «Охотный» всасывал в себя покупателя сезонными суперскидками на фирменный товарец. И меня увлекло чисто профессиональное любопытство – если эти самые скидки достигают 90 (!) процентов, то что бы это значило? Либо таковы причуды маркетинга, либо изначальная цена товара была все же неоправданно вздутой. Лично я склонен предполагать последнее.
От пестроты товаров и невероятного количества магазинов у моей младшенькой вскоре закружилась голова, а у меня от змееобразного движения по бутикам внятно загудели ноги. И решено было немного отобедать, тем более что план по покупкам мы с большим трудом, но практически выполнили. Однако, совершенно зачумленные рекламой суперскидок и сэкономив на них весьма неплохие деньги, мы направились не в демократичный итальянский буфет, как накануне, а опустились на самое дно торгового центра, в «Пивной дворик», манящий прохладой и уютом. В этом-то, как оказалось впоследствии, и проявилась наша провинциальная простодырость.
Во-первых, мы как-то не придали значения тому, что любая еда здесь стоила «всего» 73 рубля за 100 граммов; во-вторых, беря в основном салаты, трудно было на глазок определить, сколько они весят; в-третьих, отсутствие московского менталитета не позволяло нам гордо вернуть порции официантке уже с весов, хотя граммы набегали просто неумолимо. Ну и, наконец, я наивно не поинтересовался стоимостью кружки нефильтрованного пива «Сибирская корона». В итоге приветливая официантка Катя сунула нам под нос счет на 631 рубль 46 копеек, в том числе 97 рублей за пиво.
В принципе, все познается в сравнении. Скажем, на указанную сумму в Москве можно купить всего 15 килограммов огурцов, причем не самого лучшего качества. Но, с другой стороны, если добавить к этой бездарно потраченной сумме всего 200 рублей, то это уже будет равняться стоимости билета от Москвы до Уральска. Ну а поскольку мы с дочерью до этого сэкономили гораздо больше, то лишь некультурно прыснули друг над дружкой и взяли с собой счет, как сувенир.
И напоследок
Конечно, дело вкуса и возраста, но, как и в предыдущий приезд, и еще раньше Москва показалась мне тесноватой. Я не кокетничаю, просто в больших городах меня отчего-то давит толпа и заслоняют перспективу высотные здания, а мысль о том, что добираться утром на работу можно и два часа, да еще и на электричке, приводит в ужас. Видно, как говорится, каждому - свое. И все же родных и друзей надо навещать не раз в 15 лет, а гораздо чаще, где бы они ни жили.
А о полигонах Капустин Яр и Сарышаган, в пределах дозволенного, конечно, генерал Спиридонов обещал рассказать попозже - как только найдет и приведет в порядок некоторые свои записи.
Николай СОКОВНИН
Уральск-Москва-Уральск
Фото автора
Евгений ПОПОВ,
по материалам УДП ДВД ЗКО
|
