Nomer 5 (251) 31 января 2007 года

   ИСТОРИЧЕСКИЙ ПРОВАЛ, УРАЛЬСК, 1918 ГОД

Продолжение.
Начало в №№ 22-32,
36-50 2007 г., №№ 2-4 2008 г.

Наша история полна загадок и тайн. Ее неоднократно подправляли в угоду правителям и политикам, а потому даже такое, казалось бы, недалекое прошлое, как революция 1917 года, по-прежнему остается неким мифом. Но что же на самом деле происходило 90 лет назад в Уральске?
Об этом задумался Николай Григорьевич Чесноков. Итогом его кропотливого труда стала книга «Исторический провал», право первой публикации которой старейший журналист Приуралья предоставил «Надежде». Редакция благодарит автора за сотрудничество и надеется, что уральцы вновь откроют для себя много интересного, а еще больше – неожиданного, в том числе, возможно, и о своих родственниках, живших в ту пору коренных перемен.

Сентябрьские новости

До поздней осени благоухала степь, разнаряженная весной. Такого благодатного лета давно не знала земля уральского казачьего войска. Да, в 1918 году казаки собрали хороший урожай, особенно зерновых культур. В Рубежинской да и вообще во всех северных станицах, в Круглоозерновской намолачивали до 200 пудов с десятины овса и до 150 – пшеницы. Бывало и лучше, но и это считалось хорошо. Несмотря на военные действия, почти весь урожай успели убрать, но по понятным причинам он не нашел массового сбыта. Все емкости в Уральске, станицах, поселках, хуторах, как говорили, ломились от зерна.
Правда, еще летом из хуторов и поселков через запруду фронтовой линии ночами стали просачиваться подводы, груженные продовольствием, и, разгрузившись у крестьян Самарской, Саратовской губернии и даже в частях Красной Армии, ночами же возвращались назад. А осенью это стало настолько распространенным явлением, что Войсковое правительство уже не в состоянии было справиться с ним.
Газета «Яицкая воля» 24 ноября публикует призыв Войскового правительства, ставший своеобразным признанием своего бессилия – просит станичников «начать борьбу всеми силами с этим громадным злом».
«С ведома многих, - писала газета, - спекулянты и другие злонамеренные лица загружают хлеб и тайком, ночью вывозят его из поселка за пределы войска, чтобы с выгодой продать его нашим соседям по области и даже большевикам». Таких «злонамеренных лиц» в станицах, поселках и в Уральске, как признавало правительство, было «много».

Из пучины дней

В центре города, напротив большого дома Каревых – двухэтажный дом о семи окнах на каждом уровне. Перед ним – дубочки, единственные в городе, по мысли хозяина дома должные свидетельствовать о прочности мироустройства, незыблемости и долговечности миропорядка.
Дом скорее говорит о человеке определенного достатка, но никак не о миллионере, владельце его, человеке независимых взглядов, любившем пофилософствовать, уважаемом в народе, но отнюдь не за миллионы, а за ум, скромность, благотворительность.
Все – знакомые и незнакомые, чиновные, владетельные и бедные люди - разговаривают с ним как с равным, а спорят с ним обычно лишь его дети. Как и почти все дети, всегда недовольные своими родителями. Одним кажется, что им недодали положенных благ, другим – ума, что, кстати, бывает редко, у третьих – родители не такие, как им бы хотелось… Да мало ли претензий имеют дети к своим родителям, и все они справедливы, конечно, с высоты их просвещенного времени, поднявшегося над родительским.
Вот и сегодня на открытой террасе на уровне второго этажа дома, огороженной оригинальными перилами и вьющейся от них до крыши второго этажа повителью и цветами в проемах, сидят отец и сын. Удобно развалившись в кресле и попыхивая дорогой ароматной сигарой, сын обвиняет отца.
- В этом кошмарном перевороте есть, и немалая, твоя вина. Издавна ты подкармливал всех – своих и чужих большевиков. Выписывал им литературу не из-за рубежа. У себя на хуторах скрывал бежавших ссыльных. Играл в либерализм, а выиграл беспощадный большевизм.
- Извини, друг мой, большевиков я не поддерживал. Социалистов-демократов – да. По натуре своей я природный казак, а это значит – общинный демократ. Мы не знали крепостничества, в той или иной форме до сих пор сгибающего наших братьев в России. Да, по типу казачьей демократии может стать свободным народ и подняться во весь рост матушка-Россия. Это я и поддерживал, как и наш предок в далекие пугачевские времена. То, что наши демократы переродились в горлопанов, не моя вина, беда России. Мне жаль их и весь народ.
- Теперь жалеть надо себя. Придут, и никто не скроет тебя, не поможет тебе и тем более казачеству твой выкормыш Станислав Густович и иже с ним.
- Это кто еще?
- Да у нас скрывался под твоей крышей в Сламихине и на хуторах поляк Струмилин. (Впоследствии видный советский чиновник, экономист, академик, герой, лауреат).
- Он и не большевик вовсе. Меньшевик оказался.
- Одна в поле ягодка. Придут – ни тебя не спросят, и ты их не спросишь, кто они.
- А я не боюсь. Но, конечно, нежелателен их приход. Вот на то и помогаем войску, тем – посильно и России. Я вот выложил 60 тысяч рублей. Стулов Николай Степанович – сорок, Зверев Степан Федорович – тридцать, кое-кто еще - чуть поменьше, но общая копилка полнится. Войско вооружили, одели и обули, а храбрости братцам-казакам не занимать.
- То-то они и бегут с передовой как тараканы.
- Не все. А денежки помогли создать армию.
- Конечно, когда ваши денежки плакали в российских банках, и слезятся ныне в уральских, можно выбросить то, чего, по сути, уже нет, или то, что превратилось в прах. Но весь вопрос в том, захотят ли казачки вооружаться. Как показали события декабря-января, они готовы служить не только большевикам, но и самому дьяволу, лишь бы не брать в руки оружия. И что-то о вашем брате, как они называют вас, буржуазии, говорят очень нелестно.
- Я человек общинный, и, думаю, никто в меня не бросит камень. Никому я не делал зла. Никому не переходил дорогу. Как мог, служил войску, значит – казакам. Никому ни в одной просьбе не отказал. И без просьбы никто из неимущих не уходил на службу без моего коня. И сейчас мои табуны открыты для всех. Приди днем – выбирай. Но конокрадов не люблю. На днях у Лавлетки угнали чуть ли не полтабуна. Снарядил погоню.
- А вот когда угонят все табуны, и снаряжать будет некого. Впрочем, слышал, будто и твои Сламихинские табуны и отары уже в Рын-песках.
- Ну и что? У меня и там есть надежные люди.
- Люди-то, может, надежные, да на власти нельзя положиться.
- Когда российская бударка государственности до предела раскачена и вот-вот захлебнется в страшном водовороте событий, а казачьи борта еще на плаву, надо взять в руки тякуч и вычерпать всю эту большевистскую муть, а тех, кто раскачивает ее, вышвырнуть за борта. Тут не только деньги, но и жизни нельзя щадить. Под пулями приходится вертеться. Как делали наши предки? Вычерпав водичку из пробитой будары, шли на абордаж.
- Послушаешь вас, кажется, вы оба правы, друзья мои. Да поздно разглагольствовать. Поиграли – хватит. Пора дело делать – спасать Россиюшку. Не спасем ее, считай, погубим и войско. Казак силен Россией, а Россия могуча и казаком. Так-то вот. Деньгами прореху не залатать. Ниточки нужны. Ниточки к казакам. Вон Ванька Ружейников, как иголка, мечется туда-сюда и на ниточку своей идеи народоправства нанизывает казака за казаком. У него уже целый кукан. И его не выкупить.
- Подкупать и не будем. Помогать станем.
- Батя, посадить казака на коня просто, а вот куда повернет он его – неизвестно. Вон, посмотри за окном: молодец молодцом. Когда фуражка заломлена набекрень – казак ухарь, а когда мозги набекрень – казачеству конец. Храбрейший из храбрых, награжденный всеми мыслимыми наградами, умнейший из наших казаков, есаул или уже полковник Щелоков не принял предложенную вами атаманскую булаву. И где он ныне? В Советской России. У красных. У них прапорщики командуют в строю, а наши офицеры, став красными, побеждают в бою. Да-да, наши офицеры отесывают ваши бока. Вот что я вам скажу: вы заварили кашу, вам ее и расхлебывать. Меня не судите, старого, но я – сам по себе. Помните Тютчева? Умом не понять и аршином не измерить русского человека, в том числе и казака. Доверимся классику и будем верить.

Время

Из троих Овчинниковых один при взятии Уральска красными у своих ворот будет убит шальной пулей. Другой сгинет где-то в отступлении. Третий, самый молодой, в одной из советских республик станет народным комиссаром.
И. С. Ружейников – член казачьего комитета ВЦИК, с мандатом В. И. Ленина участвовал в переговорах с Войсковым правительством. После взятия Уральска – член ревкома, выведенный из него за разногласия по методу расказачивания, станет видным медицинским начальником наркомата, удостоится некролога в газете «Правда».
Несмотря на успех в летних операциях на войсковой территории, казачье командование не развивало наступления, да и при всем желании не могло. Во-первых, потому, что мобилизованные казаки отказывались идти за пределы войска: «За грань не пойдем», говорили они. Во-вторых, и это может быть главным – моральная неустойчивость частей.
Не имея возможности наступать, Войсковое правительство развивает шумную агитационную работу, как отмечал позже М. В. Фрунзе, «главным образом на границах Уральской области, по Рязано-Уральской железной дороге», готовя идеологический плацдарм для будущего сопротивления. Там, где побывали красные части в первые походы на Уральск, они оставили у жителей станиц и хуторов недобрую память о себе и достаточно оснований для сопротивления.
Придерживаясь выжидательной позиции, Войсковое правительство и командование надеялось на общее наступление белых на других фронтах, что значительно облегчило бы положение.
На западе от Уральского войска в значительном отрыве и отдалении действовали казачья армия генерала Краснова и белая армия Деникина, на востоке в соприкосновении – войска Оренбургских казаков, на севере – Чехословакии, и в Самаре – войска Комуча. Летом Уральская армия предприняла несколько удачных вылазок, но к осени белое движение потеряло инициативу – терпело одно поражение за другим.
Хотя на Уральском фронте массированного наступления красные части не вели, казачья армия таяла на глазах. Отдельные протесты против ведения войны перерастают в массовые. Люди устали от войны – морально и физически надломлены. Некоторые лозунги Советов уже не кажутся ужасными и отталкивающими.
Казаки, привыкшие митинговать на германском фронте, не хотели отказываться от добытых свобод и вольностей и на Уральском фронте. К тому же не хватало боеприпасов, снаряжения и обмундирования – все это не могло не отразиться на моральном и боевом духе казаков.
Митингуют везде и всюду.
- Вон доктор Ружейников, боевой офицер Щелоков, простой казак, полный Георгиевский кавалер Сармин, да и мало ли других выступают за Советы. Они там – изнутри все видят и знают, а мы тут – слепые котята. Землю, Яик не отымут, чай. А отымут, кто станет нас кормить и Россиюшку снабжать? Там тоже, наверное, хлебушко едят.
- Конечно, свой недруг лучше чужого врага, да ведь и они не чужие, а почти такие же – россияне.
- Офицерам и богатым придется туго, а нам, рядовым, кого бояться, таких же тружеников? – говорил на одном из полковых митингов казак Бакалдин. – Не отымут же у жены свадебный сарафан, прошитый золотой ниткой? Вот и все богатство, кроме моих рук, а они завсягда при мне, если не оторвут на войне. Так долой войну!
Дружное «ура» считается принятой резолюцией.

Николай ЧЕСНОКОВ
(Продолжение следует)

 
Design by Kumargazhin Almat