В конце марта в ходе официального визита в Казахстан президента Польши Леха Качиньского состоялось событие, напрямую касающееся нашей области. Аким ЗКО Нургали Ашимов провел переговоры с маршалэком Куявско-Поморского воеводства Пиотром Солбецким. В итоге было подписано соглашение о межрегиональном сотрудничестве между Западно-Казахстанской областью и Куявско-Поморским воеводством, которое предусматривает широкое развитие взаимовыгодных побратимских связей как в торгово-экономической, так и научно-технической и культурной сферах.
А когда зародились отношения между Казахстаном и Польшей, что раньше связывало наши страны? Ответ на эти вопросы можно узнать из очередного исследования нашего давнего автора Бисена Жумагалиевича Жумагалиева.

Продолжение. Начало в № 16, 17
Вместе с филаретами попали в Казахстан члены другой тайной польской ученической организации в Крожах, в Литве. Она называлась «Черные братья». Одним из ее организаторов был Ян Виткевич. Казахи нарекли его именем Батыр, они давали это имя исключительно доблестным воинам, настоящим степным рыцарям.
Арестованный в 1824 году, Ян Виткевич, который тогда еще не достиг совершеннолетия, был сослан. В ссылке, несмотря на немалые трудности, он самостоятельно занялся ориенталистикой. Овладел многими восточными языками, в том числе персидским, арабским и узбекским. По-казахски говорил, как казах. Виткевич читал на память почти весь Коран. Он обладал обширными знаниями в области этнографии и географии. Губернатор Оренбурга генерал Василий Перовский перевел его в штаб и со временем назначил своим адъютантом.
По поручению Перовского Виткевич совершил много экспедиций вглубь нынешнего Казахстана. Он, однако, не вел дневников, не записывал свои впечатления. О его отношении к казахам свидетельствуют другие. Поручик Константин Бух, товарищ Яна Виткевича из Оренбурга, написал: «На горячем коне он уносился в степи, заводил знакомства и дружбу с киргизскими султанами, ночевал в аулах, изучал их язык и обычаи». К заданиям, которые выполнял Виткевич, относились контакты с вождями различных племен, а также с купеческими караванами, проходящими по казахским степям. Иногда нужно было защищать их от бандитских нападений и грабежей. Виткевичу поручали и разрешение споров, и примирение различных казахских родов.
Когда в 1835 году генерал Перовский поручил Виткевичу опасную тайную миссию в Бухаре – с переодеванием в восточные одежды, под именем Омер-бей, его сопровождали четверо казахов – С. Мурзагалиев, Н.Сейфуллин, Б. Калмаканов и Б. Тюйтинов. Они присоединились к купеческому каравану. По дороге Виткевич должен был исследовать настроения казахского населения на территориях, соседствующих с узбекскими ханствами. Инструкция Пограничной комиссии предписывала Виткевичу перезимовать в аулах в окрестностях Сыр-Дарьи. После возвращения из этой экспедиции Виткевич написал подробный отчет об отношениях Чумекеевской орды с Хивинским ханством. Он указывал в отчете, что российское правительство не смогло оградить своих подданных – казахские племена – от нападений со стороны хивинцев, которые облагали их данью, угоняли стада и грабили имущество.
Обратную дорогу Виткевич прошел вместе с кочующими казахскими аулами. Всего он преодолел за это путешествие 3000 верст на лошадях, так приспособившись к казахской жизни и обычаям, что казахи могли признать в нем своего сородича.
В ноябре 1830 года царское правительство разгромило восставшую организацию «Молодая Польша», ее руководителя, офицера Шимона Конарского, расстреляли, а участников выслали. Один из них, Бронислав Залески, в 1848 году появился в Оренбурге. Он участвовал в экспедициях до Аральского и Каспийского морей. У него был исключительный талант художника, и он везде возил с собой тетрадь для эскизов. Слава о нем вскоре разнеслась по аулам, казахи охотно позировали ему.
По возвращении в Польшу он в первую очередь позаботился о публикации воспоминаний, которые под заглавием «Две поездки в киргизские степи» выпустил в 1857 году в «Книге мира». Четырьмя годами позже он выехал на постоянное жительство во Францию. Там он впервые представил свои двадцать два офорта. Читающая публика Франции признала их чем-то исключительным. Ведь это была первая публикация, позволяющая общественности Западной Европы визуально познакомиться с пейзажами Казахстана, а также с жизнью и обычаями казахского народа. Альбом Залеского стал популярным и в других странах.
Как пишет польский этнограф Антони Кучиньски, автор офортов «народам со степного шляха выставил похвальное свидетельство, подчеркивая достоинства их характера, гостеприимство и так любимое ими чувство свободы. Подметил множество интересных деталей, относящихся к этнографии и культуре. Интересовался разбросанными по степи гробницами, о которых казахи немногое могли ему сказать. Его огорчало то, что он не готов разгадать эти загадки, но, чтобы увековечить вид этих мавзолеев, нарисовал некоторые из них, особенно те, у которых на фронтоне были выбиты в камне барельефы, расписанные яркими красками… дополнив их оригинальными историко-этнографическими заметками».
Известие об интересе французской общественности к картинам Залеского дошло до Петербурга. В том же году на страницах «Известий Императорского Русского географического общества» известный востоковед Василий Григорьев написал на них рецензию. Перед этим он бывал в казахских степях, где встречался с Залеским и провел с ним немало времени. Некоторые рисунки талантливого поляка рождались на его глазах. Поэтому он мог подтвердить, что «природа киргизских степей и жизнь киргизов отражены на них в полном соответствии с действительностью. Фантазия художника не прибавила и не убавила ни малейшей детали: карандаш и штихель Залеского с удивительной точностью представляют бескрайние пустынные равнины, на которых нет иных строений, кроме кладбищ, иной красоты, кроме голых известняковых скал и болот, поросших камышом». Автор рецензии не забыл и о тексте, сопровождающем рисунки. «Тихой печалью веет от всех описаний и рассказов автора. Не могло быть иначе, ведь нелегко найти радость среди монотонной степной природы и в настрое духа, в котором находился пишущий».
Григорьев обратил внимание на то, что немногим европейцам удалось объездить казахские степи так основательно, как Залескому. По казахской степи Залески путешествовал вместе с Тарасом Шевченко, с которым познакомился в Оренбурге. Шевченко в 1847-1857 годах отбывал воинскую службу в качестве рядового в одном с ним корпусе. Известно, что вместе с поэтическим талантом великий украинский поэт обладал и способностями художника. Перед тем как его сослали в солдаты, он был учеником Карла Брюллова, профессора Петербургской Академии художеств.
Картины и рисунки Шевченко и Залеского, иллюстрирующие природу края и обычаи казахов, обогатили знания о географии и этнографии тех земель. Одно лето они вместе провели на Мангышлаке, рисовали деревья в ущельях Ханга-Бабы, что в тридцати километрах от форта Новопетровский, вместе посетили кладбище Агаспеяр с таинственными гробницами, украшенными арабесками и изображениями животных.
Обоих заинтриговало святое дерево – единственное на почти тысячекилометровой дороге между Орском и побережьем Аральского моря. Шевченко описал его в стихах и прозе, Залески нарисовал. По убеждению казахов, почести, оказываемые этому дереву, приносили удачу и оберегали от болезней. Существовала легенда, что когда-то весь этот край утопал в цветах и зелени, был покрыт лесами. Однажды вся степь между Уралом и Аралом запылала. Когда огонь унялся, в пустыне остались только колючие кустарники и единственное дерево. Залески пишет, что «глядя на святое дерево, он мечтал о временах, когда от него разрастутся побеги по всему пустынному, забытому Богом краю».
В своих воспоминаниях о казахских степях Залески передал потомкам то, чего не мог нарисовать и написать красками. В числе прочего – ценную информацию о неписаном законе у казахов и системе наказаний за преступления, где отражалось общественное неравенство, царящее в ордах. Поляк описывает, что закон степей был суровым и жестоким. Описывая общественный строй казахов, он посвятил немало слов сочувствия беднякам, которые целыми семьями жили в серо-желтых, часто почерневших от дыма кибитках, которые назывались джуламейки.
Залески с болью склонялся перед судьбой казахских женщин. Хоть они и не закрывали лица, как другие мусульманки, их зависимость от мужчины была абсолютной. Польский путешественник сделал следующие наблюдения:
«В молодости киргизская женщина не лишена очарования: огненные черные глаза, волосы цвета воронова крыла, заплетенные в многочисленные тонкие косички, зубы белые, как жемчуг, пышущее здоровьем личико, веселье, легкая поступь и грация в каждом движении делают ее привлекательной… Под бременем тяжелой работы они быстро стареют».
Казахский традиционный свадебный обряд описал в конце XIX века Ян Виторт, автор публикации «Из степей Средней Азии» в этнографическом журнале, издаваемом во Львове: польский участник движения за независимость, сибирский ссыльный следующего поколения борцов против царизма. Он был сначала сослан в Томск, а оттуда переведен в Семипалатинск. По оценке современных польских этнографов, это был первый поляк из всех, делавших этнографические описания Казахстана, кто был знаком со специальной литературой и пользовался принятыми в то время теоретическими критериями.
«Современный брак киргизов, – писал Виторт, – это институт, сложенный из различных остаточных явлений и исторических напластований, которые до сих пор не слились окончательно. Минуя такие реликты далекого прошлого, как обряд похищения невесты, необходимо выделить три главные составляющие брака: племенное обычное право, влияние магометанского права и российской цивилизации, а в особенности гражданского права. Российское влияние началось сравнительно недавно, но его сила все более возрастает».
Виторта в особенности заинтересовало обычное право казахов, происходящее, как утверждают свидетельства, из времен хана Тауке, жившего на рубеже XVII и XVIII веков. Согласно этому праву, «возраст заключения брака определялся для мужчин – 15 лет, для женщин – 16. Требование большей физической зрелости для женщин объясняется условиями жизни кочевников, где вся тяжесть домашних и хозяйственных работ ложится исключительно на женщин. Постепенно ограничения возраста вступающих в брак утратили всякое значение, и сегодня никаких ограничений нет. Ранние браки встречаются достаточно часто».
Сравнивая старое и новое обычное право, с которым он столкнулся лично, Виторт заметил, что до этого браки в Казахстане были запрещены в случае, если возникало подозрение, что особы, вступающие в брак, могли быть родственниками до седьмого поколения. Часто добрачный договор заключался, когда обе стороны были еще детьми. Только в некоторых местностях, например, в Семипалатинском уезде, во времена Виторта начал распространяться обычай, когда невеста не может быть старше жениха более чем на 6 лет. После этой информации Виторт пишет:
«Обязательным условием киргизской свадьбы является сватовство, которое иногда длится почти 10 лет и бывает связано с массой оригинальных обычаев. Первым актом сватовства является взаимный договор между отцами жениха и невесты. Понятно, что договор заключается публично, при многочисленных свидетелях, как это принято у киргизов».
Торжественным актом является и официальное предложение. Оно, однако, отличается большей пышностью.
«Оно (сватовство) совершается через сватов – куделяров. Количество сватов зависит от достатка жениха, иногда оно достигает 20 человек. В назначенный срок приезжают сваты и в присутствии собравшихся гостей – свидетелей – просят руку дочери хозяина. Предложение принимается и тотчас освящается принесением в жертву белого барана и чтением молитвы. Затем начинаются пиршества и игрища, которые иногда длятся несколько дней.
…Угощение состоит в основном из вареной баранины, коницы (имеется в виду конина), кумыса, чая и т.д., игрища же – из конных состязаний (байги), схваток силачей, пения мужских и женских хоров и музыки… Решающий момент – это последний пир, на котором подается символическое блюдо баур кайрюк. Оно приготавливается из печени и жира белого барана) а также курту (сорт сыра)… В конце пиршества отец невесты раздает сватам подарки, которые называются кыит, их ценность у богатых очень значительна».
Интересна информация Виторта о размере калыма, который жених с помощью своего рода платит отцу невесты. Во времена, описанные им, наибольший калым достигал 32 лошадей и девяти верблюдов. Самый низкий составлял 17 лошадей, однако у бедных он снижался до двух.
Этнографические описания Виторта читаются как захватывающая повесть о давней жизни казахов, многие нити которой сохранились до сих пор в национальных обычаях и культуре. На основе его описаний можно снять фильм. Польский этнограф рассказывает о бегстве невесты от родителей после принятия подарков, борьбу за ее выдачу, соединение рук невесты с руками жениха через деревянные решетки, на которые натянута юрта. Вечером свахи стелят постель для жениха в юрте родителей невесты. В большой тайне приводят к ней жениха, за что получают от него очередной обрядовый подарок тюсен-салар, то есть постельный. Когда жених входит в юрту, мать невесты обсыпает его урюком, кишмишем, орехами и пряниками. Эти живописные церемонии скрашивали монотонность повседневного быта жителей Великой степи. Связывали их в единую общность, в отдельный народ.
Как описывает Виторт, после окончания бракосочетания отец молодой обращался к дочери со словами: «Балам джеман болма атанга налет кельтерес» - «Живи так, чтобы меня не проклинали». Зятю же говорил: «Балам хорлама кызынде, атагымде кельтересин» - «не оскорбляй жену, этим ты погубишь мою славу».
Необычайное сплетение истории привело к тому, что именно поляк так заботливо описал обычаи далекого народа, людей другой культуры, религии и традиций. При этом он питал к этим людям искреннюю симпатию. Благодаря таким, как он, не только Париж в XIX веке заглянул в казахские юрты, но и Варшава и Краков.

Бисен ЖУМАГАЛИЕВ,
ветеран Великой Отечественной войны
(Продолжение следует,
фото Георгий СЕМЕНОВ