Продолжение.
Начало в №№ 22-32,
36-50 2007 г., №№ 2-5 2008 г.

Наша история полна загадок и тайн. Ее неоднократно подправляли в угоду правителям и политикам, а потому даже такое, казалось бы, недалекое прошлое, как революция 1917 года, по-прежнему остается неким мифом. Но что же на самом деле происходило 90 лет назад в Уральске?
Об этом задумался Николай Григорьевич Чесноков. Итогом его кропотливого труда стала книга «Исторический провал», право первой публикации которой старейший журналист Приуралья предоставил «Надежде». Редакция благодарит автора за сотрудничество и надеется, что уральцы вновь откроют для себя много интересного, а еще больше – неожиданного, в том числе, возможно, и о своих родственниках, живших в ту пору коренных перемен.

Время
Два полка отвели как неблагонадежные в Серебряков. На митинг прибыли офицеры. Выступает один, обращаясь к казакам «братцы», второй – «товарищи, третий - «господа».
Выступает казак:
- Вот тут офицер Тужилкин говорит нам «господа», но какой же Фролка господин, дери его на гужи? – Все смеются. – Фролка плюгавенький казачок. «Братцы», говорит нам второй. Ну, и братец, а сам нагайкой надысь прошелся по мордасу Сидорки, говорит – нечаянно, а у самого пена изо рта. Ну, а товарищ – это тот, кто в бою тебе помощник и в походе друг. А не вы ли нас побросали, туды вашу мать!
Из толпы казаков выскакивает Горбунов и кричит:
- Станишники, вот тут много всякого болтали о войне, о революции. Ведь и мы за революцию, она нам дала право на митингах говорить всякое такое. И мы с вами революцию защищаем – ту, что в феврале была, а не эту, ленинскую с товарищами его. За ту революцию мы, через которую у нас был бы свой, а не наказной атаман, а его бы выбирали, как отцы и праотцы – в кругу всем скопом. Мы – за казачью республику, без мужиков, помещиков и офицеров.
- А толстосумов – купчиков куда денем? – слышится из толпы.
- Знамо дело, куда…
Весной и летом проиграв на фронте, большевистские пропагандисты уже одержали победу над казаками, пусть временную, но важную. Конечно, там, где не жмет, - подождет.
5, 6, 7, 9 и 17-й полки отказались выполнять приказ командования о переброске их под Илек. 9-й полк расформировали. 3-й полк из-за непослушания командование вынуждено было отвести в Оренбург – митингуют. Вскоре взбунтовался 13-й полк из молодежи: промитинговал – не идти на позиции. Старики помогли.
Из показаний пленного рядового казака 13-го Уральского полка: «Служу, по мобилизации. За то, что не хотел воевать, меня арестовали. Был суд. После суда проводили на позицию 8 июня на Шиповский фронт в созданный конный отряд… Произошел бунт. Нас расформировали, и я уехал домой в хутор Мансуров. Затем меня снова мобилизовали. Борюсь за землю, за войсковые интересы, которые я совсем не знаю».
4-й полк, поспорив о войне и мире, несколько раз уходил с позиций, затем под крики: «Долой войну!» дружно ушел совсем.
Пленный казак Кораблев рассказал: «Настроение нашего полка плохое, долой войну». Пленный казак 10-го Уральского полка П. Стрельников показал, что их «полк разъехался по домам».
И это армия! Хотя власть номинально принадлежала Войсковому съезду и правительству, фактически было полное безвластие, особенно в станицах и поселках. И это нравилось молодым казакам. Многие уверяли, что так будет и при Советах: посоветуемся, как и что, и разойдемся, живи как можешь и как хочешь.

Осень-зима 1918 г.
1 сентября Уральское войсковое правительство телеграфно просят Оренбургское помочь двумя конными полками: «Наше собственное спасение требует усиления ударной группы Уральского войска». Свои полки почти все самовольно разошлись по домам.
Оренбуржцы прислали два полка. Но не найдя общего языка с уральцами, один полк почти сразу же самовольно снялся с позиций и ушел назад. Вскоре то же самое сделал и другой полк. Солидарность командования не означает единства подчиненных, тем более, когда они сами себе командиры.
В середине ноября уральское командование, когда уже отмобилизована большая часть казаков, в помощь оренбуржцам направляет Второй Сводный, Пятнадцатый и Добровольческий полки. Но и они не помогли Дутову продержаться.
В конце 1918 года Уральское казачье войско по сути было блокировано. Если до этого еще сохранялись какие-то надежды на помощь извне, хотя бы символическую, то теперь оно оставалось один на один с противником, превосходящим во много раз.
В сентябре, по разведданным красных, им противостояло на Уральском фронте всего 1950 казаков.
В октябре, по данным разведки красных частей, Уральская армия насчитывала 2700 казаков. Видимо, эти данные о количестве и боевом состоянии вселили уверенность командования красных частей в успех осенней кампании.
В октябре начался новый поход частей Красной армии на Уральск. Но уже в самом начале наступления в районе Таловой главные казачьи силы под командованием генерала М.Ф. Мартынова окружили 2-ю Николаевскую дивизию (которой с 19 октября по 13 ноября командовал В. И. Чапаев), и той с большими потерями удалось прорваться к городу Николаевску (ныне – Пугачев).
Этот успех, несомненно, окрылил уральцев. Чтобы оправдать поражение и не просто поражение, а скорее разгром, И. С. Кутяков, участник октябрьского похода, позже будет всячески оправдываться, конечно, преувеличивая силы противника. Вторить ему будут и другие советские исследователи, вначале ссылаясь на Кутякова, а после того как он был репрессирован, уже без ссылок на него.
Вот их данные.
К октябрю 1918 года в Уральской казачьей армии было уже 17 полков, около 600 человек в каждом. Оренбургский казачий полк, Самарская Семеновская дружина, 33-й Николаевский стрелковый полк – всего около 18 тысяч человек, треть из них – пехота со 120-ю пулеметами и 50-60-ю орудиями.
По данным И. С. Кутякова, который ссылается на доклад начальника штаба Уральской армии, полковника Генерального штаба В. И. Моторнова, к началу гражданской войны казачья армия насчитывала 400 офицеров. В середине 1918 года генерал А. И. Деникин прислал 30 офицеров добровольцев. Пополнялась Уральская армия офицерами – перебежчиками из советской России и Красной Армии. Наличие интеллигенции, продолжал Кутяков, дало возможность уральскому командованию создать школу юнкеров, которая восполняла офицерский состав в действующих частях.
Был сформирован офицерский штатный транспорт в 500 повозок и создан вольнонаемный транспорт из киргизского населения до 3000 парных повозок.
Несмотря на кажущуюся значительность этих сил, надежность их оставалась сомнительной – в отдельных частях продолжалось разложение. Главнокомандующий войсками Директории, созданной в сентябре в Уфе, генерал В. Г. Болдырев 16 октября 1918 года записал в дневнике: «На Самарском фронте плохо, чехи деморализованы, наши тоже. Опять появились офицеры-«беженцы». Очень тяжелое положение создается для Уральского войска и Оренбурга. Помочь почти нечем». Это уже правда.
Только в ноябре, когда закончились полевые работы и мобилизация проводилась более крутыми мерами, в Уральской казачьей армии было уже 18 полков до 10 тысяч казаков, да два полка из старых казаков несли гарнизонную службу. «Этим верхи уральского казачества поставили все на карту, - пишет исследователь гражданской войны в Оренбургском и Уральском войсках М. Д. Мишин. – Больше 10800 штыков и сабель за все время гражданской войны они мобилизовать не могли и уже на этом этапе остались почти без резерва».
Да, мобилизовать с трудом удалось, удержать оказалось значительно труднее. Как ни было горько, но Кутяков признал: «В середине октября они (казаки – Н.Ч.) разбили отряд Чапаева под д. Таловой, а в конце ноября разбили две бригады… у форпоста Красный».
Да, 15 ноября части Красной Армии были уже под стенами Уральска. В городе начался переполох. Напуганные рассказами о зверствах красных, об обобществлении женщин, превращении церквей в конюшни, многие покидают город, но большинство остается, полагаясь на милость Божью.
Тревожный перезвон колоколов церквей, непрестанные молитвы и причитания, кажется, услышали казаки – отстояли город, погнали назад противника и в 50 верстах о Уральска наголову разбили две бригады 25-й дивизии, которой командовал уже С. П. Захаров.
Заняли поселок Озерный, что стоит на реке Чаган. На востоке закрепились на высоте, обозначенной на картах «173». Другие укрылись в Красной балке. Впереди хутор Пономарев, а дальше – станица Соболевская.
Казаки отпускают подпруги седел, подкармливают в торбах овсом лошадей, разминают занемевшие в седлах ноги, тихо переругиваются. Кое-кому перевязывают раны, успокаивая и подбадривая. А кое-где уже слышится смех.
Подскакал на кауром жеребце генерал М. Ф. Мартынов:
- Славно воевали, братцы! Спасибо. Спаси Христос за смелость и отвагу, казаки. Чуток передохнем – и дальше.
- Не, дальше не пойдем. Пусть соболевские со своим 13-м полком маршируют. В прошлый раз они нас на железке бросили. Пусть теперьча сами и расхлебывают.
- Что вы, казаки! Где это было видано, чтобы полк, да и то не полного состава тягался с дивизией противника. Помните – кто старое помянет, тому глаз вон. Пока противник бежит, надо преследовать его, чтоб не опомнился и не закрепился. Не то соберется с силами, раны залижет и опять ударит по нам.
Нет, не пойдем за грань.
- До войсковой-то грани еще скакать да скакать.
- Вот и пусть скачут соболевские да красновские – там их станицы, а мы свое дело сделали – свое отстояли.
- Я приказываю! – не на шутку разгорячился генерал. – Казаки вы или бабы трусливые? Под суд отдам! Предательство!
- Не стращай, генерал. Мы уже пужаные краснопузиками, а они вон как улепетывают. А суд… Наш суд короче – и приговор к исполнению, - и казак показал на винтовку.
- Чего ты мелешь, байбак? – набросились на него казаки. – Не слушай его, Матвей Филаретович. – Мы ведь не против, но пусть кажинный казак за свою станицу стоит.
- Поймите, у нас нет чужих станиц – все уральской общины, наши. И каждый казак в любой станице – свой.
- Как вам не стыдно, казаки! С кем разговариваете! Не вы ли кричали: «Мартынова! Мартынова в командующие!» И вот те на, командующий Соболевским фронтом Мартынов уговаривает вас, а не приказывает. Где это видано – на войне уговаривать! Стыдно, станишники, стыдно!
- А ты кто такой будешь, чтобы стыдить нас?
- Я-то? Депутат Войскового съезда выборных Дугин, Архип Алексеевич. Мне, природному яицкому казаку, стыдно за вас перед всем нашим славным войском. Тьфу! Не казаки.
В стороне ухнул снаряд, другой – поближе. Забеспокоились лошади, поглядывая в сторону взрывов. Один за другим рванули еще два снаряда. Кто-то зачертыхался, кто-то заохал.
- Ждите, когда вас поодиночке щипать начнут, а я не намерен, - проговорил Мартынов и вскочил на коня. – Кому дорого войско, а не шкура, на конь! За мной, казаки!
Кто-то спешно подтянул подпруги, вскочил на коня и вихрем понесся вслед за генералом. Кто-то после раздумий, почесав затылки, устремились вслед. И весь полк аллюром бросился догонять командующего.
В цокоте копыт и в гулком гике казаков захлебнулись вражеские пулеметы, умолкли пушки.
Под командующим убило лошадь, а его самого осколком ранило в ногу. Подскакавшие казаки освободили Мартынова из-под лошади. Он поднялся и тут же присел, улыбнувшись и крякнув, как после выпитого стаканчика водки.
- Крои штанину шашкой. Да не так, а вдоль, вдоль. Бинтуй плотнее. Ну, вот и все. Жаль, в седло не сесть. Автомобиль пригоните, - приказал он адъютанту. – И штаны не забудьте.
- Вам бы в госпиталь на перевязку надо, да и отдохнуть не мешает. Теперь здесь казачки сами управятся. Вон тарантас мягкий, рессорный подогнали.
- Слышали, что я сказал?! Мигом!

Николай ЧЕСНОКОВ
(Продолжение следует)