Nomer 11 (205) 15 марта 2007 года

   Михаил КОРОБКОВ: "ДИВЕРСАНТЫ БЫЛИ ПОВСЮДУ!"

Мы продолжаем публиковать нашу переписку с сотрудником Гродненского госуниверситета им. Купалы Василием Бардовым, а также историком авиации из Санкт-Петербурга Александром Соловьевым, которая не прекращается ни на один день.

Вот строки из следующего письма Василия Бардова редактору «Надежды» Адилбеку Кумаргажину.
«Такие люди, как Сергей Федорович Долгушин и Михаил Евстафьевич Коробков, а также их однополчане – предмет нашей общей гордости, и мне будет только приятно, если мои материалы с моими интервью и исследованиями тех событий появятся на страницах вашей газеты. Мы все, я, Соловьев и Киенко, так обрадовались, когда нашли Михаила Евстафьевича и встретили со стороны редакции вашей газеты такой интерес и готовность помочь и сотрудничать в этой теме, что у меня просто нет слов описать наши чувства.
Хочу сообщить о своей радости по поводу того, что уговорил кинодраматурга Валентина Черных, автора сценариев таких известных читателям фильмов, как «Судьба», «Любовь земная», «Любить по-русски, «Москва слезам не верит», «Свои» и многих других, написать сценарий на основе реальных материалов – воспоминаний участников первых боев под и над Гродно. Ведь здесь сражался и погиб его отец. Кстати, я предложил Валентину Константиновичу включить в его новый сценарий и воспоминания С. Долгушина. А теперь можно будет предложить и Михаилу Евстафьевичу принять участие в этом проекте. …Я так понял, что Черных ничего не имеет против, чтобы взяться за сценарий о том, как на самом деле начиналась война под Гродно, о чем до сих пор даже у маститых историков совершенно смутное представление по весьма понятным причинам – в брежневские времена эта тема была, мягко выражаясь, непопулярна».
Кроме того, в этом и других письмах был указан и ряд вопросов по поводу тех или иных военных событий.
По электронной почте «Надежда» заверила поисковиков, что мы непременно вышлем им запись воспоминаний Михаила Коробкова с ответами на все интересующие их вопросы. Ответ был таков:
«Это было бы очень здорово и лучшим памятником при жизни всем летчикам и авиатехникам легендарного и покрывшего себя неувядаемой славой и по сути трагически погибшего под Гродно 122-го истребительного полка. …Я надеюсь, что с помощью Сергея Долгушина и Михаила Коробкова мы наконец развеем миф о том, что летчики их полка были ни на что не годными и отсталыми в сравнении с их немецкими коллегами, а наши самолеты являлись летающими гробами. Ведь в те сталинские времена было принято все просчеты авиационного руководства валить на рядовых летчиков и их боевые машины.
Большое спасибо Вам и вашей редакции за содействие.
С уважением, Василий Бардов. Гродно. Беларусь».
Потом поступили еще несколько писем, суть которых сводится все к тем же основным вопросам, ответы на которые мы фактически приводим ниже. Кстати, номер телефона М. Коробкова уже сообщен В. Бардову.
Удивительно, как сводит судьба порой тех, кто и не предполагал об этом. Ведь теперь к этой огромной и важной работе подключится еще и кинодраматургия в лице Валентина Черных. Его судьба через отца - Константина Черных, - который был комиссаром 213 стрелкового полка 56-й стрелковой дивизии, также оказалась теснейшим образов связана с Гродненскими событиями в начале войны. Когда Валентин Черных впервые отправился в Белоруссию на поиски свидетельств о жизни и смерти отца, самого Василия Бардова еще не было на свете. И вот Василий взял на себя великую миссию — поддерживать связь времен, чтобы не прервалась нить, связующая несколько поколений. Валентин Константинович готов был обнять его как сына. «Лишь год назад, в канун 60-летия Победы,— пишет кинодраматург, - большое потрясение: белорусские следопыты выяснили судьбу отца! Только благодаря настойчивости этих молодых поисковиков я узнал, как погиб мой отец и где предположительно он похоронен”. А сам Василий Бардов был потрясен не меньше: он и не думал, что Валентин Черных, сын того Константина Черных, окажется знаменитым кинодраматургом. Обо всем этом можно прочитать в московской «Правде» от 5-10 мая 2006 года в статье Ларисы Ягунковой «Не мог сдаться». Электронный адрес статьи есть в нашей редакции. А ее копию, а также главы из книги Козлова по просьбе Василия Бардова мы подарили Михаилу Евстафьевичу Коробкову, с которым встретились при первой же возможности, чтобы продолжить беседу.
«Надежда» уже писала о том, что Михаил Евстафьевич с энтузиазмом отнесся к возможности поделиться своими воспоминаниями и принять участие в таком святом деле, как воссоздание реальной картины первого дня войны. Он буквально воспрял духом, поняв, что нужен многим людям. Однако, к сожалению, летчик-ветеран практически не выходит из дома по состоянию здоровья и совсем плохо видит. Так что никаких фотографий, присланных нам из Беларуси, он просто не смог разглядеть. Живет он вдвоем с супругой, верной подругой и помощницей Александрой Тимофеевной, которая ему читает все тексты. Компьютера у них нет, но он имеется у дочери Татьяны, и ее муж и сын уже кое-что там отыскали о своем героическом отце и дедушке. Зато у Михаила Евстафьевича есть богатейший архив, в котором на пожелтевших от времени документах и фотографиях отражена значительная часть истории авиации Великой Отечественной войны.
Вот его очередной рассказ:
«Я уже говорил, что с Сергеем Долгушиным познакомился в Качинской военной авиашколе.
Вообще, Качинская школа – старейшая. Сначала она находилась под Питером в Гатчине, но после гражданской войны ее перевели под Севастополь. А поскольку там было мало места, выбрали другое - у Черного моря, вблизи речушек Альмы и Качи. Так как Кача была поближе, ее именем и назвали сначала поселок, потом большой аэродром и впоследствии школу. Называлась она КАКВАШ - Качинская Краснознаменная военная авиационная школа имени Мясникова, а вообще будет правильно называть ее не имени Мясникова, а Мясникяна, который погиб в авиакатастрофе на Черном море.
В Качинске было четыре эскадрильи по 15 самолетов в каждой, то есть полно народу, порядка 60 человек, так что с Сергеем Долгушиным мы были знакомы просто шапочно, как все курсанты. Потом нашу группу в 20 человек направили в Бобруйск, где в марте 1940 создавался 122-й полк. Правда, некоторые из них позже попали в 127-й. Мы с Сергеем находились в разных эскадрильях, поэтому тесного ежедневного контакта, естественно, не было.
Об истории 122-го Будапештского ордена Суворова полка имеется выписка из архива, присланная мне в 1972 году автором книги «Серебряные крылья» Василием Кузнецовым, бывшим в то время командующим ВВС ПВО Московского округа. В августе 1940-го мы перелетели в г. Лиду и вошли в состав 11-й смешанной авиационной дивизии под командованием полковника П. Ганичева».
Мы попросили у ветерана эти желтые листочки, которые Кузнецов кропотливо собирал при подготовке к написанию своей книги. Копия этого важного документа, где чуть ли не поминутно описана вся боевая история полка, будет также отправлена в Гродно.
А теперь вкратце ответы Михаила Евстафьевича на вопросы Василия Бардова и Александра Соловьева, опубликованные в номере «Надежды» от 1 марта. О пилоте ВВС Николае Белогубе, якобы сбившем 18 июня 1941 года фашистский самолет над границей, Коробков ответил так:
- Случай такой действительно был. Когда нам запретили атаковать противника, чтобы не нарушать известный пакт о ненападении, пилот все же на своем истребителе подошел к одному фрицу и показал рукой вниз, мол, садись. А тот в ответ ручкой помахал, дескать, отстань, и тогда летчик, точно фамилию я не помню, атаковал немца. А когда наш пилот сел на аэродром, его сразу забрали… А насчет приказа снимать оружие с самолетов, это совершенно точно не было, - отметил Михаил Евстафьевич.
- О сожжении самолетов – тоже не соответствует действительности, - продолжил ветеран. - Дело в том, что 20 июня прибыла московская комиссия. Фамилий ее руководителей я не знаю, да и неважно это. Чем она занималась, тоже не могу сказать, врать не буду, мы в то время были далеко, почти на отшибе. Еще хочу сразу отметить, что практически нигде настоящего зенитного прикрытия не было. Только у г. Лиды где-то в стороне была какая-то батарея. Крупные узловые станции также не были прикрыты. Так вот эта комиссия под наш ропот приказала рыть щели типа окопов прямо на поле, которые, правда, потом многих, в том числе и меня, спасли от неминуемой гибели.
21 июня 1941 года нас подняли по тревоге, а связь поддерживалась только по телефону, радиосвязи не было, и мы целый день находились в состоянии боевой готовности. Зачем, почему, никто не мог объяснить. Были слухи, что в Белорусском округе должны начаться маневры. Где-то около полчетвертого утра в сумерках послышался гул. Мы подумали, что это как раз и начались маневры, но когда над нами появился силуэт двухмоторного двухкилевого самолета, оказалось, что это не Пе-2, а разведчик-«Мессершмидт». Дежурное звено находилось не в засаде, а в постоянной готовности на случай необходимости вылететь на задание. В засаде бывали звенья позже, уже во время войны, но не в первые ее дни. «Мессер» обстрелял это дежурное звено, а минут через 10, то есть около 40-45 минут четвертого, другими словами, еще не в состоянии войны, с севера девятка таких же самолетов под прикрытием девятки истребителей атаковала наш полевой лагерь и наши самолеты. Это был первый фашистский налет. А уже к вечеру Гродно был занят…
К вопросу о том, были ли сожжены наши самолеты, Михаил Евстафьевич добавил, что, возможно, из-за уничтожения в результате бомбежки абсолютного большинства самолетов, как не раз было отмечено в прежних публикациях, они были выведены из строя, сгорели, и уже не подлежали восстановлению. А в отношении того, сколько всего было уничтожено самолетов, никто, по его словам, толком не знает. После первых бомбежек остатки полка перебазировали на аэродром Лесище, а потом, в тот же день, - в г. Лиду.
На вопрос, касающийся наличия красных звезд на верхней поверхности крыльев советских боевых самолетов, Коробков заявил, что они как были нарисованы изначально, так и оставались там всегда.
В течение всей беседы он не раз подчеркивал вероломность и внезапность нападения фашистов, нашу неподготовленность к войне, а также наличие множества диверсантов, засланных немцами накануне войны, которые даже переодевались в милицейскую и другую форму. «Они, так называемые «сигнальщики», были повсюду – на железной дороге, в крупных населенных пунктах. К примеру, одна из них, официантка нашей столовой, в течение долгого времени по радио ежедневно передавала «своим» обстановку на аэродроме, время и место, чтобы осуществлялись налеты на нас. Потом ее обнаружили и ликвидировали», - рассказал Михаил Евстафьевич.
А буквально вчера пришло еще письмо из Гродно.
«Здравствуйте, уважаемый Адилбек Саянович!
Очень обрадовался, получив письмо от Вас с хорошими новостями, особенно когда прочитал статью о М.Е. Коробкове в «Надежде» за 1 марта.
Приятно было увидеть и опубликованные наши письма в вашу редакцию, в том числе и моего друга и коллеги из Питера Александра Соловьева. Он и Николай Бодрихин из Москвы, на мой взгляд, являются лучшими российскими исследователями по истории авиации и первых дней начала войны. И я очень рад и горжусь, что у меня с ними сложились такие хорошие дружеские и деловые взаимоотношения, именуемые одним емким словом - партнёрство.
Вы очень точно заметили: старики действительно умирают не столько от болезней, сколько от забвения. И Сергей Федорович Долгушин - наглядное тому подтверждение. Все мои друзья, с которыми я его познакомил, как один мне сказали, что после общения с Долгушиным у них сложилось впечатление, что о нем просто все забыли. А после того как я начал публиковать его рассказы в сети Интернет, когда я приехал к нему в декабре прошлого года, он сказал мне, что его уже просто замучили по телефону желающие узнать историю, какой она была на самом деле. Даже Жириновский звонил и предлагал вступить в свою партию.
Мне хотелось бы передать привет Михаилу Евстафьевичу еще от одного любителя истории авиации из города Харькова – инженера-авиаконструктора Александра Сердюкова. Он прислал мне вопросы для С.Ф.Долгушина, которые вполне можно адресовать и Михаилу Евстафьевичу.
Василий Бардов и Александр Сердюков».
Продолжение этой истории читатели узнают из будущих номеров «Надежды».

Вера ПЛЕТНЕВА

 

 
Design by Kumargazhin Almat