Она и сейчас может отстучать любую радиограмму – ключ у нее на столе, и азбуку Морзе фронтовая радистка помнит назубок. Ничего героического, по ее мнению, Юлия Александровна не совершала. Просто ушла на фронт семнадцатилетней девчонкой и прошла от Сталинграда до Вены.

- Война застала меня в пионерском лагере, где я была помощницей пионервожатой. Это был выходной день, многие уехали в город. А вечером вернулись и сообщили, что немцы напали на нашу страну. И когда мы возвращались в город, первые эшелоны уже уходили на фронт.
- Вы сразу пошли в военкомат?
- Мне было 16 лет, и на фронт меня, конечно, не взяли бы. Поэтому первый военный год я провела дома, успешно учила немецкий на курсах при педагогическом институте. Кстати, позже, когда пришлось своими глазами увидеть, что натворили фашисты, я перестала любить немецкий язык, ничего с собой поделать не могла… Потом в Уральск эвакуировали московскую школу радиоспециалистов, сестра и тетка поступили туда. Вот тогда я и пошла в военкомат. Но получила отказ - только что 17 лет исполнилось. Нужно было согласие родителей.
- Неужели они согласились?
- А у меня и сомнения не было на этот счет. Вернулась домой, рассказала все отцу. Папа пошел в военкомат, дал согласие, и меня взяли в радиошколу. Немцев уже отбили от столицы, и школа возвращалась в Москву. Я уехала вместе со всеми, и осенью уже была зачислена в радиороту 243-го батальона связи, который отправлялся на фронт.
- Куда же вас направили?
- Под Сталинград. Трудно рассказывать о том, что там было… Уже шли тяжелые бои, немцы наступали. Наш батальон обслуживал 5-ую танковую армию. Я на радиостанции одна была среди ребят. Умываться нечем, только снег вокруг. Продовольствием не снабжали – это было просто невозможно в тех условиях. Мы постоянно меняли местонахождение, чтобы не засекли пеленгаторы. И вынуждены были питаться чем придется. В основном это была конина. Лошадей много в войну убивало. Вот ребята настругают мерзлого мяса, и варим его в котелке. Один раз приказ сменить дислокацию пришел прямо в такой момент. Так и не доварили…
- А что собой представляла радиостанция?
- Машина с будкой. Шесть-семь человек в экипаже. Радист работает, остальные снаружи. Мороз - а на нас шинельки да сапоги с летними портянками. Зимнего обмундирования не успели выдать. А девушки еще и в юбках - брюк не было. Промерзали насквозь, ведь военные зимы были очень суровыми. Спасались тем, что сено находили неубранное, зарывались в него, немного отогревались. Так вот и отдохнуть иногда удавалось.
- Говорят, что солдата простуда не брала…
- Удивительно, но это правда. Видимо, какие-то внутренние резервы у организма появлялись. Дома не было такой зимы, чтобы я ангиной не болела. А под Сталинградом только один раз ноги обморозила. Мне после этого валенки выдали. Позже, уже после освобождения Сталинграда, когда нас переформировали в 12-й полк связи, снабжение улучшилось. И фронтовые сто граммов до нас доходили. Правда, я не пила, не могла себя заставить. Один раз под приказом, когда был страшный мороз, выпила. Но ребятам тогда водка помогала.
- Наверное, всем фронтовикам задают вопрос – вам было страшно?
- Было, но уже потом. А когда ехали на фронт, мы слабо представляли, что нас ожидает. Посмотрите на фотографии, сделанные перед отправкой, - там все улыбаются… Навсегда врезалась в память картина: наш эшелон трогается, а вдоль состава бежит и бежит женщина. Одна. Потом узнали, что с нами едет ее единственный оставшийся в живых сын. У Сталинграда наш поезд попал под бомбежку. Нас срочно вывели из вагонов. Разорвался снаряд – и парень этот погиб на наших глазах… Так мы сразу и оказались среди войны. У меня этот эпизод потом все время перед глазами вставал: страшно было представить, как мать получает последнюю похоронку… Я даже когда на убитых гитлеровцев смотрела, - молодые же все парни, - думала о том, что ведь и их где-то ждут матери… К смерти нельзя привыкнуть. К счастью, наш экипаж она обошла стороной.
- Какими были взаимоотношения в вашем экипаже?
- Шофер у нас был Нетфулов, из Татарии. Мы звали его Батя, из-за возраста – ему за сорок было. Я самая младшая, ребятам по 21-22 года. Жили необыкновенно дружно, как большая семья. Ребята называли меня Суворов, я командовать любила, а Батя – дочкой. Он к нам действительно относился как отец. Как-то дежурила я, приходит второй радист и говорит, Батя велел тебя сменить, отдохни. Отец семейства, он понимал, когда мне, девушке, особенно был нужен отдых. Уже много лет спустя после войны, в 1963 году, в Уральск из Татарии приезжал парнишка к друзьям, и Батя попросил его зайти ко мне, узнать, как я живу. А у меня как раз был тяжелый период, я не работала. И вот через некоторое время получаю посылку – Батя прислал мне мясо! Подумал, что я голодаю. Вот что такое фронтовая дружба.
- Вообще во время войны люди как-то по-иному друг к другу относились. Время было тяжелое, а доброты больше было…
- Да, в военное и послевоенное время иные были отношения между людьми. Вот представьте такой случай. Мне 18 февраля 1943 года исполнялось 18 лет. А 2 февраля, в день победы под Сталинградом, я получаю бандерольку от мамы – маленький кусочек колбасы. Ведь голод вокруг – и никто не позарился, дошла посылочка. С каким чувством я ее раскрывала! Порубили ребята этот мерзлый кусочек – по чуть-чуть каждому досталось… Когда по Украине шли, многие жители старались нас хоть чем-то подкормить. Женщины в дома звали, чтобы мы смогли помыться, постирать – ведь всего этого под Сталинградом мы были лишены. А с фронта вернулась, меня учительница моя нашла. Давай, говорит, с тобой позанимаюсь, чтобы ты дальше смогла учиться. Я ведь перед войной только восемь классов успела закончить… Потом был Краснодар. Я туда уехала вслед за сестрой, проучилась год в техникуме и осталась без угла - сестра с мужем переехали. И уже хотела забирать документы, родители-то ничем помочь не могли. И тут меня буквально за руку взяла мать однокурсника и привела к себе домой. Три года я жила у них, они помогли мне и с питанием, и с одеждой. Благодаря им и закончила техникум. Война наших людей не озлобила.
- А где вас застала Победа?
- Наш полк прошел Венгрию, Румынию, Чехословакию, Австрию. Здесь, в Вене, и закончилась для меня война. Ребят потом еще в Японию отправили, а девчат – на родину. Когда до границы нас довезли, все мы вышли из вагонов, легли на землю и стали ее целовать… Никогда такого не забыть!.. После Саратова казалось, что поезд на месте стоит. Очень хотелось домой! И интересно, что встречать нас вышел весь город, хотя официально никакого сообщения не было. Младшая сестра моя работала на телефонной станции и узнала о прибытии эшелона с фронтовиками. Так друг по другу и передалось.
- Интересно, как люди входили в мирную жизнь после ужасов войны?
- Молодые мы были, умели находить радости в жизни, несмотря ни на что. Надо было учиться, налаживать быт, страну восстанавливать… Хотя фильмы военные до сих пор с трудом смотрю. Одно радует – продолжаются поиски останков солдат, возвращаются многие имена. И люди наконец узнают, где похоронены их близкие. Но сколько же ребят погибло! Не успевали хоронить, и зимой тела какое-то время не закапывали, могилу тяжело копать было.
- А в вашей семье были потери?
- Нас было четверо детей в семье – три сестры и брат. Мы со старшей сестрой ушли на фронт в мае 1942-го, осенью ушел брат, а следом и отец. Мама и пятнадцатилетняя Нина остались дома. То есть большая часть семьи воевала. Но все вернулись живыми, повезло. Брат только ранение получил. Отец был фотографом и привез с войны интересные снимки – военные дороги, лица советских солдат, пленные немцы, разрушенный Берлин… Фотоаппарат его, «Лейка», до сих пор жив.
- Какие военные награды вам особенно дороги?
- Есть у меня орден Отечественный войны второй степени, медали за взятие Вены, Будапешта, за освобождение Украины, за победу над Германией в Великой Отечественной войне, медаль Маршала Жукова, различные юбилейные медали, которыми награждали фронтовиков. Но нет самой желанной для меня медали – за Сталинград. В военкомате обещали разобраться, но, видимо, недосуг. В военные годы много неразберихи было. Нас ведь срочно на фронт бросили, немцы тогда уже начали наступление на Сталинград. Присягу мы в поезде принимали, красноармейские книжки нам выдали позже. Как я уже говорила, начинала служить в 243-м батальоне связи, потом нас переформировали в 12-й отдельный полк связи. После Победы в 1945 году внесли в книжки исправления - вместо специальности радист записали телефонист, чтобы девушек демобилизовать. А теперь уж и Сталинграда нет, медали для нас никто чеканить не будет…
- Расскажите о вашей послевоенной жизни.
- С отличием я закончила электромеханический техникум в Краснодаре. В это время на завод, при котором был техникум, приехала комиссия набирать специалистов в Арзамас-16 – закрытое предприятие, где разрабатывали атомную бомбу. Директор завода, зная мое тяжелое материальное положение, порекомендовал меня. Там была очень хорошая зарплата, и он мне хотел таким образом помочь. В отдел кадров я пришла босиком - пока добирались до Москвы, развалилась последняя обувь. Мне сразу дали подъемные, комнату в гостинице, прикрепили руководителя. Наш отдел занимался изготовлением прибора, определяющего высоту срабатывания бомбы, и я бывала на испытаниях в Семипалатинске. Один раз взрыв произошел не на той высоте, и мы буквально удирали с полигона. Все, кто там был, ушли уже давно… После Арзамаса вернулась в Уральск, работала на механическом заводе в отделе главного механика. Отсюда и на пенсию ушла. Каждый год 9 Мая собираемся возле проходной, кто еще может, и идем к памятникам Маншук Маметовой и Георгию Константиновичу Жукову. Я сама ничего героического не совершила, просто радисткой работала. Но годы Великой Отечественной никогда не забуду. До последних дней буду гордиться страной и народом, которые выстояли, выдержали эту страшную войну! В одной из своих послевоенных речей Сталин обещал нам, что в ближайшие 25 лет войны не будет. Нам казалось тогда, в 45-м, – ууу! Наживемся! Пролетели птицами годы, и вот уже приближается 65-я годовщина Великой Победы. Хочу заранее поздравить всех ветеранов с самым лучшим праздником, который мы приближали, как могли.

Беседовала
Ольга ОЛЮНИНА