«Н» предлагает читателям первые творческие шаги 13-летней ученицы СОШ № 8 Айгерим Аимовой, которые, судя по вполне зрелому взгляду на жизнь, трудно назвать робкими.

Жара стоит страшная. Я, сонная, подперев подбородок рукой, лениво смотрю в окно на цветущую сирень. На густой, бушующей зелеными красками листве, словно яркими, щедрыми мазками гуаши нарисовали цветы. Преимущественно белого цвета, но встречались также и фиолетовые. Красота!
Учительница бубнит монотонно – в очках, уткнувшись в свои бумаги, изредка поглядывая на нас или на наших родителей. Её большие золотые серьги вроде не колышатся, но моему затуманенному мозгу кажется, что они тихонько качаются. Гипнотизируют, противные.
Рядом сидит Паша, тоже умирающий от жары. Его мама, пришедшая на это собрание, тоже корчит из себя важную: оделась по-офисному, тщательно осматривает каждого, недовольно фыркает, когда ей на глаза попадается особо неряшливый, по её мнению, субъект. Изредка откидывает свои длинные волосы, и делает это по-королевски изящно. Наконец, очередь дошла до меня. Без особого восторга посмотрев на мои растрепанные волосы, слишком смазливую мордашку, и на фигуру, она вынесла вердикт. Судя по её лицу, не особо утешительный для меня. Мы встретились с ней глазами, и я подумала, что надо бы улыбнуться. Покорчить из себя эдакую добренькую наивную девочку мне всегда удавалось, благо, что всегда тренировалась на учителях. Но та отвернулась.
Продолжаю делать вид, что по-прежнему внимательно слушаю нашу учительницу. Кстати, классная предложила, что бы наш класс пришел на родительское собрание со своими предками. Мол, убедитесь, уважаемые родители, каков наш класс. Совсем на тройки да четверки скатился, а мы же, черт возьми, элита, учимся в лицее, и гордо носим букву «А».
Я же пришла сюда одна. Мама в другом городе, а я живу с дедушкой и бабушкой. Посчитала, что не нужно стариков шокировать новостями о моем «блестящем» обучении. Тем более, что классная сама говорила: «Если родители не могут, то приходите сами».
Настя поймала мой взгляд и скорчила рожицу. Ей тоже, по всей видимости, не нравилось это решение - собраться вместе со взрослыми. Сама Настя спортивная, очень общительная, любит болтать со всеми, твердая ударница. В отца вся пошла. Тот тоже уже вовсю шутил с другими папами и мамами, развлекая разморившихся от жары родителей.
- Где твои родители? - строго спросил меня еще перед собранием наш староста Илья. Смешной такой, пытается всем управлять. Назойливый, как муха, хочешь не хочешь, а все то, о чем он просит, приходится выполнять. Кажется, именно за это качество его выбрали старостой.
- Гуляют, - я глупо улыбаюсь в сторону окна.
- Не шути, - он принимает почти что обиженный вид. - Я ещё раз спрашиваю, где родители?
Вот пристал?
- Мама, - я носом утыкаюсь в свой локтевой изгиб, словно желая спрятаться от него, - в другом городе, местоположение папы неизвестно. Дедушка и бабушка… Не хочу их волновать. Слушай, ты лучше не тревожь меня, а?
Я устало смотрю на него. Сейчас он начнет упорствовать и что-то доказывать. Я уже мысленно приготовилась к перепалке, но собиралась твердо отстоять свое право на покой и личное пространство.
- Хорошо, - не знаю, что он в моих глазах увидел, но отступил.
Я блаженно потягиваюсь, и совершенно бесстыдно разваливаюсь на парте. Вдалеке слышалось, как ругали Вику за то, что она была отличницей, а теперь даже пять двоек получила на прошлых нескольких тестах. Неслыханное «достижение», которым никто не мог «похвалиться» из отличников на памяти нашей классной.
- А теперь ученица Ая… Ая… Да, встаньте же! - сердитый голос учительницы наждаком прокрался в мои нежные уши. Я поморщилась.
- Где ваши родители? - классная говорит так строго, с такой злобой, ну правильно, тоже человек, тоже устал. А ещё я как бельмо на глазу – самая проблемная ученица-отличница.
Я открываю рот, чтобы сказать то же самое оправдание, но меня самым наглым образом прерывают.
- Думаю, что не нужно с ней так строго, - в классе раздался мягкий мужской голос.
Я, как рыба, раскрываю рот и стою в полнейшем шоке: одетый в деловой костюм, в очках, с той же растрепанной шевелюрой, подтянутый, властный, глаза как лед, подернуты корочкой. Наконец, выдавливаю из себя:
- Привет… папа…
Мои слова четко прозвучали в неожиданно наступившей тишине.
- Отец Аи, значит?! - очнулась классная, явно с изумлением глядя на моего папу, - но вы же…
Я понимаю, что она хочет сказать. Что вы развелись, да и за все шесть лет так и не удосужились проверить свою родную дочь. И кстати, как папа тут оказался?
- Ну что ж, думаю, самое время ввести вас в курс дел относительно вашей дочери…
Я долго-долго смотрю на своего папу, пока тот довольно дружелюбно говорит с учительницей, не замечая тот шум и гвалт, не видя любопытных взглядов моих одноклассников. В моей голове творилось что-то невообразимое, в котором, как в клетке, билась одна мысль: откуда он взялся?
- Ну что же ты, как неродная? - довольно ласково спрашивает меня папа, когда мы выходим из удушливого кабинета, когда, наконец, это чертово родительское собрание заканчивается.
- Как ты тут оказался? - я почти что чеканю свои слова с самой милой улыбкой, которую я имела в арсенале. - Прямо из столицы в нашу глухомань? - насмешливо смотрю ему в глаза.
- Да. Думаю, что тебе и твоей маме лучше стоит жить в столице, чем тут, - он неприязненно уставился на ребят, которые решили поиграть прямо рядом со школой.
Заливисто смеясь, пиная мяч, то и дело поскальзываясь и вымазываясь в грязи, десятилетние малыши играли в футбол.
- Снова решил сойтись с мамой? - неожиданно хрипло спрашиваю я.
- Ты выросла умной девочкой, - он благосклонно кивает.
Выросла умницей, но только без твоей помощи, папа.
- Понимаю, на первых порах ты, возможно, будешь ненавидеть меня. Я вполне заслужил это, но, поверь, я теперь понял, что я люблю твою маму.
Я молча уставилась на свои туфли, не желая смотреть на него. Папа, а ты знаешь, что когда вы развелись, то мама плакала при любом упоминании о тебе? Я до сих пор помню: лежит на кровати, глаза совсем красные, из них непрерывным потоком льются слезы, я же, в те времена ничего не понимающая, испуганным комком жалась к ней, пытаясь хоть как-то ее успокоить. Потом, конечно, она смогла уже без слез разъяснить мне ситуацию. Но это было потом.
В свои пять лет я просто поняла, что ты ушел. Для меня это было достаточно. Я не хотела знать ни о причинах, ни о последствиях, ни о чем.
- Да ну? – с сомнением хмыкаю я, наконец, поднимая свои глаза. – Пап, а у тебя же другая семья?
Того аж передернуло:
- Была.
- И что же случилось, жена бросила? - я не смогла удержаться от ехидного замечания.
Он смотрит долго. В глубине его глаз я прочитала страх, возбуждение, надежду. И неожиданно поняла, кто есть мой папа. За этим деловым костюмом, кучей бабла, строгим выражением лица, где в глазах плескалось презрение, скрывался… трус. Я даже засмеялась в душе, настолько это оказалось точно. Он жил по схеме, вбитой с самого детства родителями: учись в школе хорошо, закончи университет, найди себе престижную работу, женись на покладистой девушке, создай отличную семью. Все пунктики были выполнены, кроме двух последних - жены и семьи. Папа, кажется, был растерян – схема утеряна, сломана и её просто необходимо срочно восстановить.
- Ну что же, папа, - начинаю я, - давай-ка поговорим начистоту. Мама совершенно не горит желанием вновь стать твоей примерной супругой, это я знаю точно. А это уже серьезное препятствие, не находишь?
Я дерзко бросаю слова в сторону папы: посмотри, посмотри, кем я стала! Я, пап, уже больше не ребенок, который испуганно жался к маме, я встала на ноги и теперь я уже взрослый человек. Воздух, словно раскаленное стекло, вливается мне в легкие, но я говорю спокойно. Тот смотрит как-то неверяще, недооценивающе, но я вижу, что где-то там, в глубине души он… восхищен моей дерзостью.
- Не думаю, что я бы снова могла бы стать тебе дочкой, пап. Ты упустил свой шанс, - засунув руки в карманы, собираюсь уходить, пока меня не останавливают.
- Стой! Как ты можешь?! — глаза горят яростью, а рука уже начинает болеть – так он крепко ее держит.
Я выдергиваю и поворачиваюсь, с едкой улыбкой произнося:
- Во-первых, без рук. В противном случае я могу в любой момент вызвать милицию.
- Я твой отец!
- Ты был им. А теперь по закону с тебя только алименты и условие никогда не пересекаться со мной, - угрожающе-ласково говорю ему в лицо. - Во-вторых, я уже приняла решение. За нас с мамой.
- Щенок решил показать свои зубы?!
- Не щенок, пап, - я смеюсь, - а ведьма.
Я не рыцарь, чтобы с честью выдерживать все испытания, сохраняя свое сердце чистым. Не трогает меня ни совесть, ни остальные чувства. Сердце уже зачерствело.
- Пока, пап! - совершенно сумасшедше улыбаюсь, перепрыгивая с кочки на кочку - так и не удосужились проложить здесь асфальт - и оставляя папу совершенно ошеломленным.
Теперь мы никогда не встретимся. Я точно знаю, хоть и говорят, что мир до ничтожного мал, все же, в нем хватит места, чтобы я с ним не пересеклась.
Захожу в свою пустую квартиру. Несколько дней придется пожить одной, потому что мама приезжает лишь на выходные, а дедушка с бабушкой лежат в больнице. Потому-то и не сказала им о родительском собрании. Скоро суббота, приедет мама, и тогда она будет жить со мной две недели, до той поры, пока не выздоровеют бабушка и дедушка.
На кухне меня встречает лишь Чешир, мой ярко-рыжий кот, жалобно-мяучащий, мол, куда бросила, хозяйка, целый день ничего бедный не ел.
- Ну прости уж, - я щелкнула его по носу, направляясь к холодильнику. - Держи, подлиза.
Чешир с воодушевлением начал есть, пока не понял, что на него что-то капнуло. Потом снова. Потом ещё несколько раз. Только потом я осознала, что… плачу.